Интервью с Рихардом для RockHard (20.08.2008)

Рихард Круспе, неутомимый творец, ежедневно упражняется в написании музыки. Сейчас он одновременно работает над новым альбомом для Rammstein и вторим альбомом Emigrate. Для нашего интервью музыкант уделил немного времени и рассказал множество интересностей о себе.


Для начала расскажи, в какой среде ты вырос?

До семнадцати лет я жил в крошечной деревушке Вайсен (Weisen). У меня было замечательное, милое детство: природа, собак и кошек полный дом, большая семья, брат и сестрёнка. А потом всё пошло наперекосяк: мои родители развелись. Отец исчез из моей жизни, а я сам очень скоро оказался в Шверине, в доме моего отчима, с которым я не мог поладить. Любой конфликт между нами перерастал в побой. Порой мне приходилось оставаться на ночь у друга или, ещё хуже, спать на скамейках в парке, а полиция тем временем рыскала по городу в поисках меня. Когда же мне представилась возможность уехать куда-нибудь из города на учёбу, я не преминул ею воспользоваться, и отбыл из Шверина в город Хагенау (Hagenau). Кроме огромной армейской базы там, в сущности, ничего больше и не было, делать было нечего, и я от скуки занялся гитарой: играл два года к ряду в любой свободный момент. Оглядываясь назад, я вынужден признать, что при всём недопонимании, что было между мной и отчимом, он смог привить мне одну очень важную для музыканта черту: дисциплинированность. Сочинять надо каждый день, не расслабляясь – для меня это очень важно.

Где тебе нравится жить?

Сейчас я разрываюсь между Берлином и Нью-Йорком, и мне нравится так жить. Нью-Йорк питает меня своей безумной энергией. А вот отношения с Берлином у меня всегда были сложные. Это очень холодный, мрачный город; помню, когда я приехал в Берлин впервые, я был поражён этим. Сейчас, слава богу, что-то изменилось – думаю, это связанно с появлением в восточной части города турок. Хотя любое смешение национальностей даёт такой позитивный результат. Жить становится веселее. А вообще, мне бы хотелось пожить в Кейптауне: там с одной стороны горы, с другой - два океана. Мне кажется, там очень открытые и дружелюбные люди, и солнце светит как-то по-особому, так, как я люблю. Я бы сто лет там жил и каждый вечер смотрел бы на закат.

В школе ты был весельчаком или драчуном?

Я был невыносимым хулиганом в школе – это точно!

Часто дрался?

Это да! Между десятью и четырнадцатью годами я часто попадал в ситуации, когда... ну… нужно было защищаться. Когда я стал заниматься борьбой, меня научили управлять агрессией и злобой. Я тренировался пять дней в неделю, а на выходных у меня были соревнования. К сожалению, я был слишком неуправляемым, для победы не хватало терпения. Я как Тайсон – просто хотел одолеть противника физически.

А родители тобой гордятся?

Думаю, мой настоящий отец очень мной гордится. Матери всегда хотелось, чтобы я занялся чем-то другим, но сейчас всё ок: она не против того, что я зарабатываю на жизнь музыкой. Главное тут уже не то, чем я занимаюсь, а то, что моё дело меня прославило. Для послевоенного поколения, к которому относятся мои родители, самой важной стороной этого вопроса является, конечно, материальная.

А что именно для тебя значат деньги?

Ну, по большому счёту, деньги – это всего лишь возможность быть свободным и заниматься тем, чем хочется. Для меня деньги – это независимость. Хотя, конечно, к хорошему быстро привыкаешь: к некоторой роскоши, особому стилю жизни… Когда я заработал первые большие деньги с Rammstein, я думал: «Во он – рай на земле! И больше чем есть у меня в данный момент, мне не нужно». Сейчас, когда я живу на два дома, на два города, и часто летаю с места на место, мне нужно гораздо больше денег, чем тогда.

Как ты для себя определяешь, что такое успех?

Успех можно понимать по-разному. Я получил много положительных отзывов об Emigrate, продажи сольного альбома тоже довольно высоки, он вышел в Америке и даже в Австралии, и я могу назвать это успехом. Но по сравнению с миллионами проданных пластинок Rammstein, успех Emigrate – это ничто.

Расскажи о своей самой ужасной работе?

Хуже всего было работать мойщиком окон, потому что я страшно боюсь высоты (смеётся). Два года я работал дальнобойщиком, но после аварии у меня отобрали права. Тогда фирма, нанявшая меня, решила, что раз так, то я буду мыть окна на Шверинской телебашне – ужас! Мне ничего не оставалось, как забрать свои манатки и сказать «See you later!».
Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, я продавал самодельную обувь. Сам делал тапки и продавал их потом. Слава богу, хоть руки у меня растут из нужного места, да и к тому же, когда голод берёт за горло, я становлюсь неожиданно изобретательным.
Кроме этого я в молодости учился на повара, но это слишком тяжёлый труд для меня. И дело даже не в замкнутости кухни, не в том, что ты целый день вертишься в одиночестве, а ещё и в том, что постоянно находишься в духоте и жару, которые идут от раскалённой плиты.